Наутро после свидания в старой церкви Джулия пришла на работу и узнала, что Эсси нашли замену. Девушку взяли старательную, но невежественную, нареченную новым, ультрапартийным именем Типвип. Его составили из начальных букв лозунга «Трехлетний индустриальный план выполним и перевыполним». Носители таких имен были обречены на неловкость — при каждом новом знакомстве Типвип автоматически тараторила: «Зовите меня как все — просто Типпи». Обучение новой сотрудницы доверили, конечно, Джулии: кроме нее, в лито числился всего один механик — родной брат некоего высокопоставленного деятеля: к работе он был совершенно не приспособлен, однако уволить такого не представлялось возможным. Эту ситуацию в числе прочих тонкостей требовалось объяснить новенькой: та, похоже, считала, что к тому сотруднику надо принимать меры, и даже спросила, как оформляется докладная записка; отсюда следовало, что она уверенно пойдет по стопам Эсси — во всяком случае, по линии доносительства.
Последующие недели слились в одну бесконечную рабочую смену; их разнообразили только редкие свидания с Уинстоном Смитом, приносившие все меньше радости. После своих подвигов на колокольне он пребывал в отличном расположении духа, с азартом поддерживал разговоры о восстании пролов, но был глух к советам Джулии об уничтожении дневника. Клялся, что на его страницах ни сном ни духом не упомянет их встречи, и со временем она ему поверила. Сделай он хоть одну такую запись — отпираться бы не стал. Наоборот, возгордился бы, что перед ней не пасует. И все же ей не давало покоя само существование этого блокнота, который постоянно занимал ее мысли: когда она выполняла сверхурочные работы, когда исправляла ошибки Типпи, когда выгораживала эту бестолочь. Джулию не покидало ощущение, будто на каждом плече у нее висит по дураку.
Все изменилось в тот июньский день, на который давно планировался полноценный отгул. Вместо этого пришлось довольствоваться лишь первой половиной дня, после чего ей предстояло встретиться с Типпи во время второй кормежки, чтобы затем подстраховывать ее до конца смены. В десять ноль-ноль Джулия уже примчалась в ближайший к министерству проловский район, где назначила свидание Уинстону. Донельзя раздосадованная его упрямством, она уже прикидывала, как бы поделикатнее разорвать эти отношения. Препятствием служило лишь то, что он, получив отлуп, уж точно напишет о ней в своем треклятом дневнике.
Она шагала по тротуару вслед за Уинстоном, подавленная этой безысходностью и предстоящим рабочим днем (да только ли одним днем: перед ней маячила череда месяцев, целая жизнь!), когда земля вдруг ушла у нее из-под ног. Под оглушительный рев ее отбросило во внезапную тьму, пронзенную тысячей летящих осколков. Она ударилась плечом о землю и тут же рухнула навзничь, едва дыша. Это рванула упавшая ракета. Никогда еще взрыв не грохотал так близко. Джулия оцепенела, наэлектризовалась, но осталась жива и, кажется, перетрусила, а может, просто разволновалась? Лицо Уинстона белело на расстоянии вытянутой руки, припорошенное строительной пылью. Он моргал, и Джулия сразу успокоилась. В следующий миг Уинстон нашел ее взглядом, и черты его исказила жуткая судорога. Он подполз к Джулии и начал покрывать поцелуями ее лицо. От ее ответного поцелуя он неистово дернулся и прошептал:
— Ты жива!
А потом, прижимая ее к себе, разрыдался.
Но теперь мимо пробегала какая-то пролка, истошно выкликая детские имена. Пыль оседала. Их вот-вот могли заметить. Джулия резко отстранилась от Смита и потребовала:
— Ну-ка, отпусти! Со мной ничего не случилось. Я цела и невредима! Надо отсюда убираться.
Он закивал, храня ошеломленную улыбку на своем побелевшем лице, и через силу оторвал взгляд от Джулии.
Только после того, как они разошлись в разные стороны, Джулия осознала, до какой степени ее потрясло случившееся. В момент взрыва все мысли Уинстона были о ней, а она даже не подумала узнать: может, он ранен? Не проявила обыкновенного человеческого участия. Но так-то говоря: у нее случился шок. Отойди от нее Уинстон хоть на миг, она бы успела забеспокоиться. Или даже пустить слезу от избытка чувств. Но теперь ей уже не светило в этом разобраться.
Между тем до встречи с Типпи в столовой миниправа у нее оставался всего час, а она с головы до пят вывозилась в грязи. Ноги сами принесли ее к Мелтонам, где миссис Мелтон для начала устроила ей выволочку — дескать, «свезло не по заслугам» — и потребовала три доллара за теплую ванну и фланелевый халат. В кишащей тараканами кухне Джулия разделась донага и в теплой воде стала по мере сил отскребать себя от грязи, а миссис Мелтон принесла выбивалку для ковра и взялась чистить ее комбинезон. Уинстон, конечно, имел возможность вернуться к себе в отдельную квартиру и вволю поплескаться под душем. Квартира была настолько просторной, что некоторые углы оказывались вне поля зрения телекранов; он этим пользовался, делая свои дневниковые записи. Ну почему этот перец вечно недоволен? Попробуй-ка заполучить такую жилплощадь, не будучи партийцем. А он еще талдычит об упразднении партии — вот ведь вздорная душонка. «Если на кого-то и есть надежда, так только на пролов»; получалось, что Уинстон хочет загребать жар чужими руками. Значит, пускай всякие Мелтоны рискуют своей шкурой ради Уинстона Смита, а он будет безнаказанно повторять, что самолет изобретен не партией. Но если к власти придут такие, как Смит, пролам легче не станет. Он отнимет у них даже лотерейные билеты, чтобы не видеть, как люди предаются мещанским, по его мнению, радостям.
Вместе с тем Джулию не покидало ощущение, что ее досада проистекает из чувства вины: она не могла отвечать Уинстону такой же любовью, с какой он относился к ней. У нее перед глазами все еще стояло его лицо, вспыхнувшее неистовой человеческой радостью оттого, что она не пострадала. А она о нем даже не подумала! Оттолкнула его — и умотала с одной мыслью: как на ее грязную одежду отреагирует Типпи. Зачем, в самом деле, так поносить Смита? Ведь не придиралась же она к Тому Парсонсу, который и мозгами не вышел, и любовник вовсе никакой.
Когда Джулия надевала комбинезон, на нем все-таки белели пятна строительной пыли. Но по крайней мере, в таком виде уже можно будет пройти через пост охраны миниправа. И на том спасибо. Нажимая на педали, она радовалась, что не повредила еще не зажившее запястье. На плече и бедре после падения остались синяки, но, хвала СБ, ничего более опасного. Джулия напомнила себе при первой же встрече непременно поинтересоваться самочувствием Уинстона. Проезжая по лондонским улицам, она в лицах рисовала себе эту сцену и отрабатывала разные сочувственно-хмурые гримасы.
В миниправе она сразу помчалась в столовую и оказалась там на целых две минуты раньше положенного. Это было очень кстати, потому что вход в столовую преграждал Альфред Сайм.
Когда-то Джулия и Сайм, так сказать, дружили. Но потом он начал сетовать на одиночество вдовца и допытываться, не склонялась ли когда-нибудь Джулия к идее законного брака. Она отшила его разговорами об антиполовом союзе и женском товариществе, которое сформировалось в общежитии, но он не простил ей такого оскорбительного равнодушия. Теперь при каждой встрече с ним ее ожидал какой-нибудь враждебный выпад.
Он стоял с Амплфортом из отдела документации; этот бесцветный, бесформенный субъект занимался «чисткой» старинной поэзии, делая ее приемлемой для сегодняшнего читателя. Иногда Амплфорт опирался на трость, но чаще обходился без нее, чем только привлекал к себе излишнее внимание. В любой позе он сутулился. На все реагировал с виновато-бессильным видом. Когда Джулия еще поддерживала хорошие отношения с Саймом, тот ей шепнул, что Амплфорт в детстве перенес полиомиелит и теперь живет в постоянном страхе: при ухудшении здоровья ему грозит отправка в лагерь для инвалидов. Джулия прекрасно понимала, что это означает: у них в ПАЗ-5 был такой лагерь, откуда преступники из близлежащего лагеря постоянно воровали продуктовые пайки. В голодном семьдесят втором инвалиды, все без исключения, умерли.